Время шаманов - Страница 70


К оглавлению

70

«Летит время жизни Монастырёвского клана. Дочь с внучкой нагулянной Сергей Павлович в Ленинград жить определил. Квартиру купил, работу хорошую нашел – только подальше с глаз от позора и пересуд. Сам часто к ним летает, а они к нему только иногда по большим праздникам.

Элла так и не призналась от кого дочь. Сам Сергей Павлович на Эрлика грешил – видны во внучке нерусские черты, но и тот-то молчит да отнекивается. Потихоньку гнев и обида ушли из сердца Сергея Павловича, и поселилась там тёплая дедовская любовь к внучке-шалунье. Бог с ним, кто виноват, главное есть молодое семя Монастырёвское! И Илья Павлович так к братовой внучке относится, как и у него никого дороже Ляли нет на белом свете. Элла им – грусть и забота, Эвелина – праздник и счастье.

А у Эрлика любовь и тоска на душе обернулись ненавистью лютой, и имя его страшное оправдывать себя стало, потому что означает оно демон-губитель, кровожадный владыка тьмы и творящий зло. Верят тунгусы, что если не беспокоить владыку Эрлик-хана, то и он не спешит нести зло людям, а если разбудить его, растревожить, то только берегись. Взбудоражила жизнь, обидела, попинала Эрлика Ургалчинова и вылезла его тёмная жестокая натура во всей беспощадности на белый свет. Искусства шаманские силу его укрепили, стал он грозой тайги и людей таёжных, и стали они Эрлика называть Проклятым Демоном. Без женщины обожаемой, без дочери единственной ходит злой Проклятый Демон по тайге чёрной силой, и нет спасения от него.

Эрлик у Монастырёва в лесной империи главный инспектор по вырубке леса. От него зависит, куда завтра лесорубы пойдут, где будут дерево валить, где посёлки ставить, кого с насиженных мест выгонять. Не щадит тунгусов Эрлик, не жалеет. Лучшие охотничьи угодья под пилу подставляет, самые сытные стойбища эвенкийские гонит с дедовских мест. Зверем рыщет по тайге, вынюхивает где люди осели, что бы там начать лесоповал. Идут за ним обозы с водкой для молодых тунгусов-охотников. Нате, пейте вволю! Не ходите на охоту, жен и детей не кормите, на стариков плюйте! Пей да гуляй глупый тунгус. А кто против него слово скажет, продажные лесники да милиционеры тут как тут. В кровь изобьют на глазах у детей, отберут всю пушнину добытую, а захочешь пожаловаться, в тюрьму упекут.

Пуще прежнего Эрлик залютовал, когда заезжий бизнесмен Эдуард Курдюм украл его Эллу. Влюбилась Элла с первого взгляда в человека этого, а может, не влюбилась, – её не поймёшь; может жизнь свою изменить захотела и судьбу свою в Курдюме увидела. Забрал Курдюм свою добычу таёжную – Эллу и Лялю и увез далеко-далеко. Навсегда.

Была у Эрлика малюсенькая надежда, что обретёт он счастье и заслужит хотя бы снисхождение своей ненаглядной. Теперь угасла надежда, умерла.

Чёрным вороном каркает над тайгой Проклятый Демон, завистливым взглядом сверлит чужое счастье, жестокими руками ломает чувства и судьбы. Молодых охотников спаивает, невест их бесчестит, девок молодых на потеху своим нукерам отдает. А особо сладко Эрлику развлечение умением шаманским на человека порчу навести, силой внушения тёмного, разума и памяти бедолагу подвернувшегося лишить. И хохочет, хохочет демон ненасытный хохотом безумным, горьким, холодным. Не осталось в нем ни тепла, ни света человеческого и даже чёрные шаманы в самую глушь лесную от него убежали.



Доходят до Сергея Павловича слухи про то, как Эрлик в тайге лютует и бесчинствует, а только не хочет он в это верить. Люб и дорог сердцу его стал Эрлик. Когда Курдюм с Эллой уехали, появились у Монастырева конкуренты наглые, жестокие. Потребовали – убирайся пока цел, а всё твоё наше будет. Много крови на себя Эрлик в этой войне принял, много грехов. Дерзостью и хитростью, бесстрашием и беспощадностью подавил врагов. Всех перебил, а уцелевшие навсегда удрали. Без Эрлика не удержался бы Монастырёвский клан, куда там, пылью бы лёг придорожной. Верит Сергей Павлович Эрлику, верит и боится. Ничего поперек сказать не может – кровь врагов их связала крепче слов любых, крепче слухов и наветов всяких.

Одна дикая любовь у Эрлика появилась. Подобрал он как-то в тайге молодую росомаху всю израненную выстрелами охотников. В доме у себя выходил, выкормил и как пса верного приручил. Теперь зверь лесной от зверя человеческого ни на шаг не отходит. За господина своего готов любого разодрать. Даже спят они вместе. Ляжет росомаха у Эрлика в ногах и сторожит его крепче любого охранника.

Илью Монастырева Эрлик совсем позабыл, не замечает его, как нет такого человека на свете. И увещеваний, и просьб дяди Ильи не слышат уши демона.

Одного только человека в тайге обходит Эрлик дальней стороной – шамана Николая. То ли боится, то ли время поджидает для встречи. А Николай единственной защитой у тунгусов остался. Идут они к нему, селятся поближе, помощи просят. Николай людей от эрликовой порчи лечит, память и разум возвращает, не велит водку пить, советует, куда за пушным зверем идти, как себя сберечь. Спокойнее, тише возле Николая жить.

Вот пришли старейшины родов к Николаю и говорят:

─ Скажи, Белый Шаман, как защититься нам от Проклятого Демона? Как мир и покой людям вернуть?

─ А вы что думаете? – Спрашивает их шаман Николай.

─ Думаем мы, – шепчут ему старики, – что надо вернуть тунгусам «Огонь Хэглуна». Пусть голосом своим установит он равновесие, пусть конем крылатым помчится к духам небесным и попросит кары для злодея и мира для тунгусов! Так мы думаем. Теперь и ты свое слово скажи!

70