─ Глеб, если к утру будут трупы, ты будешь отвечать! Понял? – заорал в трубку Колчанов. – Ты! И я буду везде показывать, что предупреждал тебя. Ты понял?
─ Успокойся. Давай через десять минут выходи – я выезжаю за тобой!
Колчанов набрал Колобкова.
─ Слушай, Дима! Срочно звони Цапкину. Садитесь на свои машины, да, на собственные! И по адресам. Один к дому Геренста, другой Ургалчинова. Адреса-то знаете?
─ Не только адреса, товарищ майор. Дома знаем, подъезжали, присматривались.
─ Отлично. Работа на всю ночь. Если куда выйдут или поедут – сопровождать, и постоянно докладывать мне. Все понял?
─ Так точно!
Алексей позвал его на кухню.
─ Пап, сосиски сварились! Иди, пока горячие!
─ Не судьба, Лешка. Останусь сегодня без сосисок! – Ответил Колчанов из прихожей, завязывая шнурки на ботинках, подумал: «Хорошо, если только без сосисок останусь».
Снаружи открыли ключом входную дверь. Вернулась Елизавета.
─ Надолго? – поинтересовалась без лишних расспросов.
─ Не знаю. Скорее всего, да.
─ Готов меня выслушать? Я узнала по твоей просьбе про лечение дочери Курдюма или уже завтра?
─ Нет, Лиза, сейчас в самый раз. Я внимательно слушаю, – Колчанов остался сидеть на пуфике в прихожей, а Елизавета присела на краешек телефонного столика.
─ Дочке Курдюма едва исполнилось четырнадцать лет, когда в автокатастрофе погибает ее мать Элла Курдюм. Самому Эдуарду Курдюму она приходится не родной дочерью, а падчерицей. Удочерена им после вступления в брак с Эллой. Девочке тогда было два годика. Сам понимаешь, что эти данные конфиденциальные, узнала по большому знакомству. Смотри не проговорись, что я тебе сказала.
─ Не дурак, понимаю, – буркнул Колчанов.
─ После смерти матери ребенка Курдюм обратился за помощью к врачам только через два месяца. Ситуация была очень запущенная. Ступорозная депрессия, ослабленные физические и интеллектуальные функции и прочие довески. В общем, психическая травма нашла продолжение в физике организма. В больнице, на стационаре он ребенка практически не оставлял. Настоял на домашнем содержании, врачи не стали возражать. Условия в больнице, сам знаешь, не самые прекрасные, – подумали, что ребенку дома будет лучше. Лечащий врач, Илларионов Антон Петрович, хороший специалист, внимательный, вдумчивый. Несколько раз посещал больную на дому, периодически принимает ее в своем кабинете. Курдюм привозит дочку в больницу лично. Всегда только сам. Присутствует при осмотре, не отходит от нее ни на шаг. Вроде бы все нормально. Заботливый, любящий отец. Вот только Илларионову показалось, что когда заканчивается приём, девочка берет его за руки и держит крепко, ну, насколько может в таком ослабленном состоянии и смотрит-смотрит, как просит о чем-то. Она, как бы, не хочет от него уходить, не хочет идти домой. Я думаю, Миша, а если это сигнал, единственный почти незаметный, сигнал который может послать ослабленный больной ребенок?
─ Ты сама говорила с Илларионовым?
─ Да, я только от них. Его жена, тоже медик, моя однокурсница. Цени! Я тебе как Штирлиц информацию добываю. Честно скажу, нелегко. Он и рассказал-то только потому, что больше некому. Надеется, что ты разберёшься и или подтвердишь его подозрения, или рассеешь. Если это просто симпатия пациента к врачу, такое нередко, ничего страшного, а если… сам понимаешь…
─ Спасибо, Лизонька, – Колчанов чмокнул жену в щеку. – Ты даже не представляешь, как это ценно и как это вовремя. Я убежал!
У подъезда Колчанова ждала служебная машина Сайгака. Глеб сам сидел за рулем. Открыл дверцу на переднее сиденье, не выходя из автомобиля:
─ Михаил Иванович, садись!
Колчанов, ныряя внутрь, увидел фигуру мужчины на заднем сиденье. Молча сел возле Глеба. Сайгак завел машину и выехал со двора. Какое-то время ехали не говоря ни слова. Незнакомец, наконец-то, подал голос:
─ Представьте меня майору, Глеб Владимирович!
─ Представляю, – отреагировал Сайгак. – Знакомься, Михаил Иванович, подполковник ФСБ Буюн Генрих Максимович. Прилетел к нам из столицы сегодня, как понимаешь, неспроста, по нашему расследованию.
Колчанов продолжал молчать.
«Пусть сам начинает разговор, посмотрим, – куда поведет, – подумалось майору. – Теперь мне болтливость ни к чему».
─ Что молчите, майор? – Обратился к нему фээсбэшник.
─ А что вы хотите услышать от меня, если знаете гораздо больше? – Огрызнулся Колчанов.
─ Ну, это вы зря так. Давайте без наездов. По-дружески.
─ Хорошо. Тогда расскажите мне кто такой Курдюм, откуда у него такие навыки – установка прослушки, ликвидация пацанят, техника рукопашного боя, а морочить мозги и дезинформацию запускать – ну просто мастер. Не много ли умений для простого коммерсанта?
─ Майор, вы хороший грамотный специалист, но в своем расследовании зашли слишком далеко. Ваше дело – музейный бубен и убитый музыкант. Найдите музейную вещь, хотя бы, а по Фарагову вам уже намекнули кто убийца, вот и берите его.
─ Дело в том, подполковник, что без Курдюма-то бубен не ищется, а без этой Тенгрианщины не объясняется убийство Фарагова. Вот в чём всё дело, – Колчанов развернулся к собеседнику. – А еще, подозрение у меня такое есть, что сегодня ночью произойдет кое-что, и к утру брать будет уже некого.
─ Не преувеличивай, майор, – повысил голос Буюн. – Мы, что, по-твоему, полные идиоты? Ты один на весь мир такой вояка? Занимайся, пожалуйста, Геренстом, Ургалчиновым, Рекуновым. Кто тебе мешает?
─ Сегодня ночью двоих из перечисленных вами субъектов убьют.
─ Кто?
─ Курдюм!
─ Чушь! Зачем ему это нужно?