Правда, верьте не верьте, Михаил Иванович, но два с половиной часа возле меня был мой ребенок, настоящий, а не призрак. Ляля хорошо покушала, искупалась, мы даже вместе прогулялись по двору. Я старался расспросить ее, что она чувствует, что думает. Но дочь только и повторила, что она «там», и не может быть «здесь». Я спрашивал, что такое это «там», где это, хотя я понимал, что речь о каких-то состояниях ее сознания. Ничего вразумительного она мне не ответила. Потом сказала, что ее там уже ждут, и она уходит. Поцеловала меня и прямо на глазах превратилась в больного депрессивного ребенка. Глаза погасли, движения замедлились, и я с трудом довел Лялю в ее комнату на втором этаже дома. Так я стал зависим от Ургалчинова. Зависим сильнее, чем от всех денег, законов, моральных правил и, вообще, всего на свете. Только он, приходя раз в неделю, дарил мне моего ребенка на два часа, настоящего здорового, а не призрака. Так продолжалось почти год. Он потребовал ничего не говорить врачам, пригрозил, что моя дочь может умереть, если соединить два способа лечения – шаманский и традиционной психиатрии. Я максимально удалил ребенка от врачебного надзора. Говорят, что у каждого человека есть своя кнопка, кнопка слабости. Они ее у меня нашли. Когда я произношу «они», то имею в виду Ургалчинова и Геренста. Да-да! Геренст все придумал с самого начала. Это он, как я потом понял, прислал ко мне в дом Ургалчинова в тот вечер. Теперь уже Геренст открыто выдвигал мне условия, шантажируя здоровьем дочери. Проще говоря, он угрожал, что душа ребенка подконтрольна шаману, и он в любой момент может отправить её на седьмую ступень тьмы, то есть убить.
Они заставили меня согласиться уйти с поста областного секретаря партии «Честь и совесть» и рекомендовать на эту должность Геренста. Это, правда, не очень расстраивало меня, я и так забросил политические дела. Московские боссы тоже хотели видеть только Альфреда во главе парторганизации, я не возражал. Недавно они предложили мне деньги, недостаточную сумму, за торговый дом «Восток». Я должен им передать предприятие полностью.
Далее, от меня требуют, чтобы я развернул в области политическую кампанию по пропавшему буддисту Рекунову, которого вы задержали и прячете. На самом деле, я знаю, что его жестоко избил Ургалчинов.
─ Эдуард Борисович, вам достоверно известно, что буддиста избил Ургалчинов? – привстал с дивана Колчанов.
─ Да, Михаил Иванович, я готов это подтвердить следствию. Дело в том, что Геренст и Ургалчинов крайне своеобразно истолковали партийную установку по привитию молодежи тенгрианского мировоззрения. Например, Геренст решил, что следует подмять под себя всех, кто интересуется восточными религиями, в частности, буддистов. Сначала Геренст хотел это делать, чуть ли не официально. Однако, Ургалчинов сторонник конспиративных действий. У меня, вообще, такое впечатление, что они поменялись ролями. Если в начале Геренст вел себя как начальник Ургалчинова, то вот уже месяца три, как Эрлик взял верх в их взаимоотношениях. Альфред здорово побаивается его. Не мудрено, по сравнению с Ургалчиновым Геренст просто зазнавшаяся тряпка. Я отвлекся. Ургалчинов считает, что важнее всего создать дееспособную тайную организацию, которая может наносить удары, запугивать, иметь тайную власть. Простите, Михаил Иванович, в вашем взгляде я вижу недоверие, мол, откуда ему это все известно. Я готов пояснить.
Поверьте, что я не такой уж безнадежно все проигравший человек. Если бы я не умел сопротивляться и вести свою игру, разве выжил бы я в нашем бизнесе? – в голосе Курдюма послышались нотки самодовольства. – Вы были в кабинете Геренста и видели его страсть к напичкиванию помещения всякой чепухой. Обратили внимание на макет буддийской пагоды?
─ Да.
─ Это мой подарок Геренсту на день рождения. В макете спрятано прослушивающее устройство. Обычно они совещаются вечерами, а я веду запись в машине, напротив офиса «Дхармы». Машину беру у старого друга. Отсюда у меня аудиотека их совещаний. Если устали меня слушать, готов передать записи.
─ Да, Эдуард Борисович, вы меня удивляете весь вечер. То мистикой, то предельным рационализмом. Продолжайте.
─ Хорошо. Ургалчинов повел вербовку Рекунова по телефону. Его подвел нетерпеливый, эксцентричный характер. Он решил явиться пацанам великим воином – Чакраватином. Закончилось все избиением и разбежавшимися буддистами.
─ Что вы можете сообщить по убийству Фарагова?
─ Страшное, безумное действие. Геренст был против, он чуть с ума не сошел от страха. «Шаманы космоса» вне сферы влияния этой части партийной структуры, их опекали в Москве. Я подозреваю, что, в силу своих особенных магических способностей, Ургалчинов всегда стоял выше Геренста. Его прислали сюда следить за последним. Это видно из его фразы в записях. Он высказался в споре с Геренстом примерно так: «Молчи, мразь! Я отвечал за них там наверху, я принял решение, что делать дальше!» Похоже, что Эрлик сам убил Фарагова, не прибегая к посторонней помощи. Его невозможно контролировать. Он сам себе человек, он одержимый каким-то неуемным потусторонним буйством. Если бы меня спросили, видел ли я когда-нибудь воплощение Сатаны, я указал бы на него, – Курдюм разволновался и раскашлялся. – Обещайте мне, Михаил Иванович, что не расскажете ему о нашем разговоре даже после его ареста. У вас будут пленки. Иначе, он просто убьет мою дочь. Для него жизнь человека ничего не значит. Ничего!
─ Успокойтесь. Вы и ваша дочь теперь под охраной закона.
─ Да, пока не забыл. Последний раз, когда Ляля была в себе после визита Ургалчинова, она сообщила мне странную вещь. Когда она находится «там» к ней часто приходит седобородый старичок и ласково говорит с ней, обещает, что скоро вернет ее к отцу навсегда. По ее словам он невысокий, в сером пальто. Я-то думаю, что это лишь видение, но все же… Вам не известен кто-либо, напоминающий по описанию этого старика из ее сна? Все-таки хоть какая-то надежда.